13 января, 2013

«НАШ ДОКЛАД ОКАЗАЛСЯ ПЕРВЫМ»

Николай РЫМАШЕВСКИЙ

Николай Александрович Рымашевский родился в 1939 г. Окончил Горьковское военное училище связи (1962 г.), ВКА им. Г.К. Жукова (1974 г.). Прошел срочную службу, был начальником смены, командиром взвода, замполитом и командиром роты, старшим офицером оперативной разведки армии, начальником разведки дивизии, корпуса и 10-й армии ПВО, заместителем начальника разведки МО ПВО. Награжден орденом «За службу Родине в Вооруженных Силах СССР» III степени, медалями. Полковник.

Особое место в моей более чем тридцатилетней армейской биографии – от рядового солдата до полковника – занимает служба на Севере. Все началось стремительно и довольно-таки необычно...

7 января 1982 года я находился на комсомольской конференции корпуса, в котором служил начальником разведки. И вот, только закончилось выступление начальника штаба соединения, как я получаю приказание убыть к командующему армией. Уже на следующий день я был на беседе у начальника штаба объединения генерал-майора А.А. Пахомова. Разговор наш продолжался более часа. Он расспрашивал, а я все о себе рассказывал... После этого начштаба повел меня к командующему – генерал-лейтенанту Ю.А. Горькову.

И тут-то я получил первое замечание: мне было сказано, что надо не рассказывать, а докладывать. Учитываю, сразу перестраиваюсь и начинаю говорить четким военным языком. На обратном пути генерал Пахомов сказал, что мои ответы свидетельствовали о знании вероятного противника, что это и предопределило решение о моем назначении, потому как кандидатов было четверо...

Отправляться к новому месту службы также пришлось в срочном порядке. В корпусе только начались учения, как вдруг в конце первого дня я получаю приказание убыть в Архангельск. Пришлось сдавать две должности – начальника разведки и секретаря парткома штаба корпуса и немедленно собираться в дорогу. Такая спешка обуславливалась тем, что 10-я армия начала подготовку к масштабным учениям и начальник разведки должен был быть «на месте».

Через две недели после прибытия я получил приказание убыть в разведуправление Северного флота для решения задач взаимодействия. При этом мне было рекомендовано «пройти пешком» вдоль и поперек весь Кольский полуостров.

С флотом я раньше дела не имел, поэтому вопросов и сомнений было много. Как встретят моряки, получится ли деловой разговор, удастся ли сразу достичь взаимопонимания? Опасения оказались напрасны, и это почувствовалось в самом начале разговора с начальником и заместителем начальника разведуправления Северного флота. Доброжелательность, глубокое знание всех вопросов, заинтересованность в общем деле помогли нам сразу установить хорошие рабочие отношения. Уже на следующий день вместе с офицером разведуправления и начальником разведки корпуса ПВО мы выехали в подразделения Северного флота, доехали практически до самой границы. Я мысленно поблагодарил генерала Пахомова, точно определившего, с чего именно следует мне начинать вхождение в должность... Впоследствии, кстати, я довольно часто бывал у моряков, и обоюдная польза от этого была очень большая.

Впрочем, для меня это стало ясно уже во время учений, начавшихся 7 апреля. Как всегда, принятие решения на проведение противовоздушной операции началось с заслушивания доклада начальника разведки. Доклад, по оценке командования, получился и соответствовал складывающейся обстановке. Выводы и предложения на ведение разведки были признаны правильными, а потому вопросов по этому разделу доклада не было. Зато много вопросов оказалось по организации взаимодействия с Северным флотом – чувствовалось, что этот момент имеет особое значение. Хотя командующий армией генерал-лейтенант Горьков хранил молчание, но слушал он меня очень внимательно... Я не догадывался, что это был для меня своеобразный экзамен, окончательно решивший вопрос моего утверждения в новой должности. Уже потом мне передали слова командующего, что как начальник разведки я сильный, а полком заниматься меня заставят... Дело в том, что в моем прямом подчинении находился также еще и армейский полк, и потому мне постоянно и одновременно приходилось решать две разномасштабные задачи. Нужно было заниматься организацией разведки в армии и вникать, буквально, во все вопросы жизнедеятельности полка – от выполнения боевых задач до обустройства и организации быта личного состава. Но о том несколько ниже...

Я входил в оперативную группу командующего и меня постоянно привлекали для проведения различного рода мероприятий по планам как штаба армии, так и вышестоящих штабов. Приходилось делать расчеты, выводы и предложения, что накладывало особенную ответственность.

Помню, как однажды командующий отправился в одну из дивизий, где устроил проверку дежурных сил и средств... В 3 часа 15 минут я был разбужен телефонным звонком. Оперативный дежурный армии соединил меня с командующим. «Какая скорость у F-16?», — спросил меня генерал Горьков. «Максимальная – 2100 км/час. Но в зоне видимости РЛС РТВ нашей армии эти самолеты, которые базируются на авиабазе Будё в Норвегии, летают со скоростью 1400 км/час». «Вот и я также считаю! – отвечает командующий. – А мне здесь в дежурной группе ерунду говорят!». Так что начальник разведки должен был находиться в состоянии постоянной боевой готовности.

Особую обеспокоенность командования армии вызывали полеты самолетов стратегической разведки ВВС США СР-71 над нейтральными водами Баренцева моря. Эти самолеты имели высокие летные характеристики, а у нас не было опыта по пресечению их полетов в случае нарушения нашего воздушного пространства. Два таких самолета базировались на авиабазе Милденхолл в Великобритании и совершали полеты по два-три раза в неделю, причем обязательно в дни наших государственных праздников 1 и 9 мая, 7 ноября, 23 февраля... О каждом таком полете требовалось предупреждать дежурные силы и средства армии. Так вот, совершенствуя организацию разведки, мы добились того, что достаточно было самолету СР-71 выкатиться из ангара, как мы уже знал�