23 ноября, 2012

ВО ГЛАВЕ АРМЕЙСКОГО ШТАБА

Юрий ЗЕЛЕНКОВ

Юрий Агафонович Зеленков родился в 1928 г. Окончил Калининградское артиллерийское училище (1949 г.), Военную академию им. Фрунзе (1956 г.), академию Генерального штаба (1969 г.). Служил в должностях: командир зенитного ракетного полка, начальник штаба корпуса и 10-й отдельной армии ПВО, начальник управления штаба Объединенных Вооруженных Сил стран Варшавского договора. Награжден двумя орденами и многими медалями. Генерал-лейтенант.

Кабинет начальника Главного штаба ПВО страны. Последний инструктаж. Генерал-полковник В. Созинов дает характеристику офицерам штаба армии, оценивает положение дел, как оно представляется из Москвы. И оценка эта не очень положительная. Среди штабов объединений этот занимает далеко не ведущее место. Много недостатков в организации боевого дежурства, боевой подготовки, много происшествий, включая авиационные катастрофы. До этого инструктажа я побывал в управлениях Главного штаба, и оценка начальника о положении дел в основном совпадала с тем, что я слышал во время встреч с непосредственными исполнителями. Среди причин называлась и несработанность командующего и начальника штаба.

В заключение беседы генерал Созинов сказал: "Не знаю, как у вас сложатся отношения с командующим, но советую никогда не ездить с командующим на рыбалку, не ходить вместе в баню и не играть в шахматы". И я старался следовать этому совету. Вышел я из кабинета не в очень приподнятом настроении. Но приказ о назначении подписан, инструктаж получен, и надо начинать службу в новой должности.

Звоню командующему армии и докладываю: "Товарищ командующий, полковник Зеленков, назначен к Вам начальником штаба". Командующий армией генерал-полковник Н.Д. Гулаев спросил, когда собираюсь приехать. Я ответил, что вылетаю завтра. "Задержитесь на пару дней, - сказал командующий, - поработайте в кадрах и подберите себе заместителя и начальника оперативного отдела". После таких указаний настроение мое немного еще упало. Пришлось остаться. По личным делам кандидаты из других объединений никаким особым преимуществом не выделялись. Я доложил командующему, что если к одному не знающему обстановки присоединятся еще двое, то на успех мало можно рассчитывать. Мое предложение переместить начальника оперативного отдела полковника Ивана Петровича Вороновича на должность заместителя начальника штаба, а его заместителя подполковника Юрия Михайловича Науменко - на должность начальника отдела командующим было одобрено. Забегая вперед, можно сказать я не ошибся. Они добросовестно исполняли свои обязанности и стали хорошими помощниками с первых шагов моей работы в новой должности.

Прилетев в Архангельск, я был представлен офицерам управления армии, и началась повседневная, полная забот и тревог служба на Севере.

По мере знакомства с генералами и офицерами армии на месте, вхождения в обстановку у меня складывалось свое мнение о положении дел в штабе. И оно несколько отличалось от того, что я слышал в столице, в положительную сторону.

Командующий армией генерал-полковник авиации Николай Дмитриевич Гулаев был не совсем обычный командующий. Он прошел грозные годы Великой Отечественной войны, сбил фашистских самолетов не меньше, чем трижды герои Советского Союза. О нем ходили разные слухи и существовали разные, порой противоречивые мнения. Как герой войны он пользовался особым вниманием Главнокомандующего войсками ПВО страны. И это до некоторой степени предопределяло его положение среди равных и среди подчиненного офицерского состава. Он порой был резок в обращении с подчиненными, трудно отказывался от принятых решений, особенно если это происходило в присутствии других офицеров, и не всегда отслеживал последние требования, которые вносила практика в повседневную жизнь армии.

Но, несмотря на это, он был сильный командующий, который прекрасно понимал, что такое военная служба, что такое штаб и какая ему отводится роль в организации всей работы. У нас сложились хорошие деловые отношения. Ни десятилетняя разница в возрасте, ни большая разница в званиях не мешали нам поддерживать нормальные отношения в работе. Командующий доверял своему штабу, ставил перед ним задачи, а когда надо, то и учил нас, в том числе правилам штабной службы.

Однажды, в ходе двустороннего учения произошла авиационная катастрофа. Командующий был на КП корпуса, на Кольском полуострове, а я - на КП 23-й дивизии. Командующий позвонил и сказал, чтобы я отправил в Москву шифровку о ЧП за его подписью. Когда летчики принесли текст, то я, полагая, что они имеют достаточный опыт в подготовке таких докладов, не особенно внимательно отнесся к содержанию и написал шифровальщикам о передаче донесения за подписью командующего армией. И каково было мое удивление, когда по возвращении в штаб командующий показал мне, какие неточности были допущены в отправленном документе.

И он был прав, а я чувствовал себя не совсем приятно, ведь за моей спиной был пятилетний опыт работы начальником штаба корпуса. Но хорошие деловые отношения сложились не сразу. Не помню, по какому вопросу наши мнения разошлись, и в ходе разговора он допустил резкие выражения, хотя прямо ко мне они не относились. Произошла небольшая размолвка. Каждый вечер, перед отъездом домой, обычно я докладывал о результатах дня и об основных мероприятиях на следующий день. В этот вечер я на доклад не пошел, не пошел и в последующие два дня. Я решил выдержать паузу, чтобы подобные ситуации больше не повторялись. На третий день, как только я приехал в штаб, по громкой внутренней связи раздался голос: "зайди". Когда я зашел, командующий спросил: "Обиделся?". На мой ответ, что на начальников не обижаются, Николай Дмитриевич продолжал: "А я думал, ты уехал обратно в Ярославль. Садись, давай обсудим все вопросы".

Наша беседа продолжалась несколько часов, были уточнены вопросы, которые я могу решать самостоятельно, и где кончалась моя власть как лица, имеющего право отдавать приказы от его имени. Для меня это беседа показала: командующий прекрасно знает обстановку в армии, хорошо разбирается в людях, а его богатый жизненный опыт во многом способствует успешному решению поставленных перед армией задач. Это была первая и последняя размолвка между командующим и начальником штаба. Впоследствии, вплоть до его ухода в центральный аппарат, у нас были прекрасные деловые отношения. Это видели все офицеры управления, что, естественно, не могло не сказаться на сплочении коллектива и, как следствие, на результатах работы. После его ухода мы продолжали поддерживать дружеские связи.

Не могу не вспомнить нашу совместную работу с политотделом армии и его руководителем членом Военного Совета Василием Васильевичем Кондаковым. Я прослужил немало лет в Вооруженных Силах и очень часто приходилось слышать о не сложившихся отношениях с офицерами-политработниками. Наверное, мне повезло. Там, где мне пришлось служить, мы всегда вместе тянули одну лямку армейской службы, никогда не поднимали вопрос, кто выполняет большую роль в повседневной жизни, обменивались мнениями перед принятием решения, помогали друг другу советом. Возможно, нашему взаимопониманию с Василием Васильевичем поспособствовал случай.

Военным Советом армии было принято решение вручать лучшим эскадрилье, зенитному ракетному дивизиону и радиотехническому батальону по итогам учебного года переходящие кубки, которые носили имена героев войны на Севере. И вот закончился разбор итогов учебного года, пришло время награждения лучших подразделений. "Что у нас там за кубки? - спросил командующий у члена Военного Совета. "Это кубки имени Бориса Сафонова, братьев Зюзиных..." Николай Дмитриевич не дал закончить и сказал, что Сафонова он знает, а кого не знает, то такого кубка он вручать не будет.

Разыгралась сцена, которая напоминала сюжет из кинофильма "Чапаев". Попытки объяснить, что это было решение Военного Совета, успеха не имели. Три генеральские звезды на каждом погоне и две Золотые Звезды в окружении десятков других наград на груди иногда оказывались тяжелым грузом, который не всякий человек мог постоянно спокойно нести. Иногда он уводил в ненужную сторону. Был объявлен перерыв, но неприятность назревала.

Василий Васильевич подошел ко мне и предупредил, что если решения Военного Совета будут проигнорированы, то он будет вынужден доложить об этом в Москву. Я его успокоил, сказав, что все будет нормально, но когда вышел для объявления приказа и посмотрел в его сторону, почувствовал, как он волнуется. Пришлось пойти на небольшую хитрость. Я стал объявлять о награждении подразделений кубками, не называя имен, которые им были даны. И все прошло благополучно. Этот маленький инцидент положил начало нашей дружной совместной работе. И такими приемами мы пользовались неоднократно, оказывая друг другу в нужных случаях необходимую поддержку.

В то время перед штабом стояла задача: разработать первый оперативный план армии. Длительные дебаты о том, проводит ли армия ПВО операцию или выполняет поставленные задачи путем ведения боев, завершились в пользу ведения операции. Нужно было не только отработать положенные документы, но найти правильную, порой новую терминологию и дать каждому вводимому новому термину точное определение.

Нужно было согласовать отработанные документы с заместителями командующего и начальниками родов войск, подготовить занятия, лекции, в которых довести новые требования, предъявляемые к организации и ведению противовоздушной операции. Благодаря большой работе офицеров отдела Владимира Любимова, Якова Ляшука, Валентина Эделя, Николая Левашова, Ивана Назаренко Оперативный план был разработан в установленные сроки и утвержден Главкомом ПВО. Наша армия была первой армией, план которой был принят с первого доклада, без доработок.

После прибытия на Север для меня первой серьезной задачей была подготовка к проведению ежегодного учения под кодовым названием "Арктика". Руководителем учения был Главком ПВО. До начала учения оставалось менее двух недель, слишком маленький срок, чтобы войти в новую роль и овладеть всем комплексом знаний, которым я должен владеть как начальник штаба объединения. Это было первое испытание в новой должности, и от впечатления, которое я произведу в ходе учения на руководство ПВО страны, во многом зависела вся моя дальнейшая служба на Севере. Первое впечатление, к сожалению, порой бывает окончательным. Когда еще состоится моя встреча с Главкомом на КП армии?

На тренировках боевого расчета КП армии под руководством командующего я старался познакомиться со стилем и методами руководства, чтобы ничего не нарушая и не ломая, вписаться в уже сложившуюся систему управления. И это удалось. На разборе результатов учения старший посредник при управлении армии отметил, что хотя в ходе учения не было традиционных докладов, но они и не нужны, так как командующий и начальник штаба понимали друг друга с полуслова.

В начале учения Главком расположился между командующим и мной и внимательно следил за нашей работой в ходе всего учения, задавая нам различные интересующие его вопросы. Мы старались помогать друг другу при ответах. Когда мои ответы дополнял командующий, главком молчал, но когда я, чувствуя, что командующий встречал некоторые трудности, начинал отвечать вместо него, каждый раз Главком меня обрывал, говоря, что он не меня спрашивает. Но, видимо, Главкому понравилось, что начальник штаба готов вовремя прийти своему командующему на помощь, так как утром следующего дня ко мне подошел член Военного Совета В ПВО и сказал, что я выдержал экзамен и "так держать".

При подведении итогов учения было сказано, что с задачей я справился. Быстрое вхождение в боевую работу командного пункта армии было бы невозможно, не будь помощи начальников направлений и направленцев на рода войск оперативного отдела Анатолия Пастухова, Николая Сорокотягина, Владимира Голованова, Виктора Черепкова и Анатолия Громова.

И все же два прокола я получил. Первый - это была ошибка в работе штурманской группы. По замыслу учения армия должна была принять полк из соседнего объединения. На вооружении полка были корабли Ту-128, аэродром базирования - Омск. Полк шел тремя эшелонами. Оценив обстановку в воздухе, необходимость повышенного запаса топлива на самолетах в мирное время и то, что удар воздушного "противника" наносился на направлении действия сильной северодвинской зенитной ракетной группировки, я предложил командующему посадить полк, дозаправить и использовать в составе архангельской дивизии для отражения последующих ударов. Это не соответствовало замыслу учения. Полк должен был введен в бой "с ходу", без предварительной посадки. Это было отмечено не только на разборе этого учения, но и на всех других учениях. Главком в течение еще не менее двух лет вспоминал этот случай.

Другим недостатком на учении была потеря прямой связи с новоземельской дивизией. Север - это особый район для организации связи. Частые магнитные бури затрудняли постоянное ее поддержание. В отдельные моменты в бассейне Карского моря УКВ связь вообще не работала, и мы вынуждены были поднимать в воздух ретрансляторы.

Потерять связь с дивизией, да еще в течение нескольких часов - это серьезный недостаток в работе начальника штаба армии. Начальник связи армии Евгений Степанович Махницкий, его заместитель (впоследствии начальник связи) Анатолий Никандрович Никандров и главный инженер Иван Ефимович Киселев были опытными связистами. После окончания учения "Арктика" я провел разбор со связистами. Евгений Степанович принес целую кучу бумаг, с различными прогнозами, вплоть прогнозов Академии наук, пытаясь доказать, что потеря связи с дивизией была закономерной. Пришлось на первых шагах поступить "по-командирски", сказав, что меня не интересуют прогнозы, а связь должна быть.

Предложить что-то свое я тогда не мог, сказывалось отсутствие опыта в организации связи в северных широтах. Поставив задачу, нужно было разобраться и самому. Знакомство я начал с изучения работы приемных и передающих центров узла связи армии, познакомился с организацией учебы в школе по подготовке радистов. Вывод был один - нужен постоянный и действенный контроль над управлением системой связи, особенно частотно-диспетчерской службой. Пришлось вникать в оперативно-технические, чисто связные вопросы, что вначале не всегда принималось связистами положительно. Сказывалась профессиональная гордость. Невыполнение возложенных на частотно-диспетчерскую службу задач приводило к неправильному определению запасных частот, что порой и заканчивалось потерей связи. Позже, с введением пунктов управления связью, этот вопрос был решен и я не помню такого случая, чтобы было потеряно управление подчиненными соединениями даже на короткое время.

Вторым, если не первым, местом работы начальника штаба является КП армии. Это визитная карточка штаба, именно на командном пункте обеспечивается выполнение поставленных задач, а в мирное время управление всей боевой службой по охране воздушных рубежей страны. Дежурные смены возглавлялись оперативными дежурными, которые были в ранге заместителя начальника штаба по боевому управлению. В ту пору эту должность занимали полковники Василий Ганзя, Николай Замескин, Владимир Подобедов и Борис Самойлов. Все они имели достаточный опыт работы в авиационных частях, прошли различные должности в аппаратах начальников авиации и неплохо знали свои обязанности.

Монотонность работы при несении повседневной службы требовала от начальника штаба постоянного контроля. Кому приходилось служить в системе управления войск ПВО, хорошо знают, когда небольшое упущение в ходе боевого дежурства может привести к тяжелым последствиям. Такие ошибки руководством ПВО страны не прощались. Многое могли простить, но боевое дежурство было святым делом. Малейшее нарушение воздушного пространства иностранными самолетами немедленно разбиралось, следовал приезд различных комиссий из Москвы с последующим вызовом на Военный Совет Войск ПВО страны.

От начальника штаба требовалось повседневное внимание к боевому дежурству. День начинался и заканчивался, если я не присутствовал на командном пункте во время заступления на боевое дежурство очередной смены, с докладов заместителя по боевому управлению и начальника разведки полковника Украинцева. В составе армии был радиополк. Радиоперехваты позволяли за 1,5-2 часа знать о возможных полетах самолетов-разведчиков SR-71 в акваториях Баренцева и Карского морей, планы полетов с аэродромов Норвегии на очередной день. Каждые 3-4 часа происходила смена позывных и частот радиосвязи в системе управления Стратегического авиационного командования США. Но требовалось всего 15-20 минут, чтобы обновить разведывательные данные. Это было хорошее средство, которое позволяло командованию своевременно получать информацию о возможных действиях авиации НАТО в зоне ответственности армии.

И все-таки срывы иногда бывали. Однажды спортивный финский самолет нарушил наше воздушное пространство. Он был своевременно обнаружен, а затем потерян радиотехническими войсками. Два дня командование армии выдерживало натиск Москвы, настаивающей на докладе, что никакого нарушения не было. Доклад был сделан только тогда, когда наземные поисковые группы нашли двух пилотов и перевернутый самолет.

Последовал приезд московской комиссии. Вспомнил об этом потому, что в ходе разбирательства произошел почти анекдотический эпизод. Председатель начал проверку с КП армии, с прослушивания записей отданных команд и переговоров во время действия по нарушителю.

Как только мы приготовились слушать, ко мне подошел начальник КП и тихонько сказал, что запись велась всего несколько минут, после чего магнитофон вышел из строя, и запись отсутствует. Через пару минут прослушивания запись оборвалась. Выслушав несколько неприятных и резких выражений, мы попросили время до завтра, чтобы устранить "возникшую неисправность" на магнитофоне. Когда я уезжал в штаб, начальник КП спросил: "Что делать?". "Думайте, что говорить завтра, у Вас для этого целая ночь", - ответил я. Наутро мы снова были на КП. Началось прослушивание. Шел обычный разговор между офицерами дежурной смены. Запись была чистая, без посторонних шумов.

"Вы, что меня за дурака считаете? Это наговоренный текст", - грубо начал председатель комиссии. Но закончить эту фразу он не успел, с магнитофона пошел такой шум, такой крик, перемешанный с русскими нецензурными выражениями, что разобрать, о чем шла речь, было довольно трудно. Не знаю, поверил ли председатель комиссии в истинность записи, но, послушав еще немного, он, со словами "вот, это настоящая работа!", закончил прослушивание. Иногда в серьезном деле встречались и такие эпизоды.

Это был период, когда в управление широко внедрялось автоматизированное управление войсками. На КП армии и соединений шло освоение АСУ "Алмаз", систем приведения в готовность войск, а в корпусе на Кольском полуострове - АСУ "Воздух-1м".

В штабе армии все больше входила в повседневную жизнь вычислительная машина "Минск-32". Офицеры, которые занимались автоматизацией управления: Александр Кучеря, Борис Ващенко, Александр Бурлаков, Георгий Щербина и Григорий Калютич, были подлинными мастерами своего дела. Мы были у самых истоков автоматизации управления, порой начиная введение вычислительной техники с простых калькуляторов. А сколько труда требовала организация работы по сопряжению АСУ, разработанных различными ведомствами, в боевом едином организме. Сейчас трудно даже представить насколько ушло вперед развитие техники. Это была трудная и в то же время интересная работа, которая захватила меня с первых дней пребывания на Севере.

В короткой статье невозможно описать все вопросы, связанные с обязанностями начальника штаба. Я ничего не сказал о работе офицеров организационно-мобилизационного отдела, 8 отдела, офицеров электронного противодействия, службы войск, метеорологической службы, топографической и метрологической служб, а также об офицерах канцелярии, комендатуры и хозяйственного отделения, которые обеспечивали работу штаба. Я написал о своих первых шагах службы на Севере. Быстро идет время. Сегодня, когда я пишу об этом, прошло тридцать лет. Некоторых офицеров, упомянутых в статье, уже нет среди нас, но время службы на Севере и все, с кем мне пришлось вместе служить, навсегда останутся в моей памяти.